Свет фонарика касался пола лёгкой дрожью. То ли руки тряслись у владельца, то ли беглого взгляда на скрюченный хлам под ногами казалось достаточно. Карманное солнце среди пыли и мусора. Под начищенными сапогами хрустели крошки стекла, отчего каждый шаг вызывал глубинное чувство шаткости и невыносимой хрупкости своего положения. Он мысленно матерился. Почему-то грубость всегда придавала веса собственной тушке. Привет нашим предкам - меняется антураж и ничего более. Луч света скользнул в очередную черноту проема и ответ последовал без промедления. Яркий свет резанул по глазам, заставляя отступить назад, зацепив подошвой ржавую консервную банку. Железяка с шумом проехалась рваными краями по полу, подрезая словно жилы и самообладание. Шаг в сторону, рука к кобуре, плечо упирается к стену. Фонарик падает и вместе с выдохом, словно выбивает землю из под ног, уводит вниз за собой вражеский луч света. Я чувствую, как содрогается пол, принимая с грохотом железный предолговатый предмет, поднимая коматозный слой пыли. Фонарь нетерпеливо покачивается и свет из комнаты кивает и машет, освещая белую поднятую дымку. Затвор издает щелчок. Это мои руки сжимают рукоять в то время, когда всё становится слишком очевидным и необратимым. Липкая от холодного пота спина вмиг воспламеняется от жара стыда. Фонарь зажимается носком к полу. Обстрел светомузыкой замирает с обеих сторон. Я постыдно выхожу глянуть на дурака, затеявшего весь этот цирк в заброшенном ещё в той далёкой жизни здании. Он стоит слегка потерянный, в напряжённой позе человека, у которого давным давно сдали нервы. Он покачивается словно пьяный, смотрит в упор, в лёгком недоумении вздёрнув и без того изогнутую пепельную бровь. Он явно что-то потерял давным давно, в иной жизни, в альтернативной истории, среди тысячи одинаковых коридоров, впрочем, которые по обыкновению ведут в никуда. Этот человек смотрел на меня и от его взгляда шли мурашки по коже. Хищные глаза в смутное время. Эпоха собачьей верности затерялись среди тысячи созвездий нового хищного века. Может быть он и нашел бы что искал чуть позже, но пока что он в ответном жесте улыбается мне слегка устало, потирает саднящее плечо и светлая длинная прядь падает на лицо с лёгкой тенью обречённости. Ртутный вкус на обветренных губах. Шумный пульс запазухой. Пустая комната в заброшенном здании, сломаные настенные часы. Я и оставленное безвременным наблюдателем зеркало.
Анна Ефремова - Скованные одной цепью
Анна Ефремова - Скованные одной цепью